ВЕЧЕР и НОЧЬ Волгу, подожженную закатом. В далекой степи красными валами ходили хлеба, в небе обрушивались стены заката. В сумерках мерцали радужные коровьи глаза. В туннелях улиц, обведенных цепью фонарей, валами ходили пары тумана. Чудовища ревели за кипящими стенами. Мостовые отсекали ноги идущим по ним. Закат варился в небе, густой закат, как варенье, колокола стонали на Алексеевской церкви, солнце садилось за Ближними Мельницами. В тот час солнце не дошло еще до Ближних Мельниц. Оно лилось в тучи, как кровь из распоротого кабана. В сумерках просвечивала бирюза. Распустившиеся акации завывали вдоль улиц низким, осыпающимся голосом. Наступил вечер. Прошелестела летучая мышь. Море чернея накатывалось на красную скалу. Ночь выпрямилась в тополях, звезды налегли на погнувшиеся ветви. Лунный свет оцепенел на неведомых кустах, на деревьях без названия… Невидимая птица издала свист и угасла, может быть, заснула… Что это за птица? Как зовут ее? Бывает ли роса по вечерам?.. Где расположено созвездие Большой Медведицы? С какой стороны восходит солнце?.. Чай, багровый, как кирпич, дымящийся, как только что пролитая кровь. Караван пыли летел на город.Пыль заносила малиновый костер солнца. Звезды рассыпались перед окном, как солдаты, когда они оправляются, зеленые звезды по синему полю. Неумолимая ночь. Разящий ветер. Пальцы мертвеца перебирают обледенелые кишки Петербурга. Багровые аптеки стынут на углах. Мороз взял аптеку за фиолетовое сердце, и сердце аптеки издохло. Ночь занималась себе своим делом, и воздух, богатый воздух лился в окно. Ночь была во дворе, засыпанная звездами, синим воздухом и тишиной. Затмеваясь, светила луна. Лиловая стена леса курилась. Лунные перекладины дрожали на реке, тьма была легка; она отступала к прибрежному песку; в порванном неводе загибались светящиеся черви. Лунный свет стекал по красным каналам черепицы. Грозно, неумолимо, страстно небо шло по ночам над темной водой. Чернильные пузыри лопаются в небе. Два часа ночи. Неумолимая ночь. Утро и день С какой стороны восходит солнце? Многоголовый рассвет взлетел над горами, как тысяча лебедей. Бухта Трапезунда блеснула вдали сталью своих вод… Свежесть трав переливалась на развалинах византийской стены. Солнце стояло высоко. Зной терзал груду лохмотьев, тащившихся по земле. В закрывшиеся глаза не входит солнце. По спинам сытых лошадей двигалось солнце. Солнце сияло на вершинах пшеничных холмов. Гром грянул. Солнце взлетело кверху и завертелось, как красная чаша на острие копья. Полдень – синий в своей ослепительности – звучит тишиной зноя. На сияющих припухлостях белых облаков легко вычерчиваются овалы ласточкиного полета. Цветники и дорожки – жадно поглощенные шепчущейся травой – обведены с строгой остротою. Земля треснула от тепла. Надо мной солнце. Жаркие порывы ветра налетали на меловые стены, солнце в голубом своем оцепенении лилось над двором. Солнце всплыло над верхушками зеленой кладбищенской рощи. Солнце падало на его лицо, набитое перекладинами мелких и злых костей. Поля пурпурного мака цветут вокруг нас, полуденный ветер играет в желтеющей ржи, девственная гречиха встает на горизонте, как стена дальнего монастыря. Тихая Волынь изгибается, Волынь уходит от нас в жемчужный туман березовых рощ, она вползает в цветистые пригорки и ослабевшими руками путается в зарослях хмеля. Караван пыли летел на город. Пыль заносила малиновый костер солнца. Стеклянное петербургское солнце ложилось на блеклый неровный ковер. Двадцать девять книг Мопассана стояли над столом на полочке. Солнце тающими пальцами трогало сафьяновые корешки книг – прекрасную могилу человеческого сердца. Оранжевое солнце катится по небу, как отрубленная голова, нежный свет загорается в ущельях туч, штандарты заката веют над нашими головами. Дилижанс был запряжен белой клячей. Белая кляча с розовыми от старости губами пошла шагом. Весёлое солнце Франции окружило рыдван, закрытый от мира порыжевшим козырьком . Пустой мешок кажет солнцу черные дыры. Жизнь- она разная Началась превосходная моя жизнь, полная мысли и веселья. Человеку, взятому на аркан мыслью, присмиревшему под змеиным её взглядом, трудно изойти пеной незначащих и роющих слов любви. Человек этот стыдится плакать от горя. У него недостает ума, чтобы смеяться от счастья. Мечтатель – я не овладел бессмысленным искусством счастья. Мудрость дедов сидела в моей голове: мы рождены для наслаждения трудом, дракой, любовью, мы рождены для этого и ни для чего другого. Фраза рождается на свет хорошей и дурной в одно и то же время. Тайна заключается в повороте, едва ощутимом. Рычаг должен лежать в руке и обогреваться. Повернуть его надо один раз, а не два. Его религия – страх… Испугавшись холода, старости, граф сшил себе фуфайку из веры. Наша цель состоит в том, чтобы дожить нашу жизнь, а не домучить её. Все мужчины в нашем роду были доверчивы к людям и скоры на необдуманные поступки, нам ни в чем не было счастья. Холодная фаршированная рыба с хреном - блюдо, ради которого стоит принять иудейство. За стеклами пенсне вываливались обожжённые бессонницей, разрыхлённые, запухшие веки. В мгновенной оболочке, называемой человеком, песня течёт, как вода вечности. Она всё смывает и всё родит. Рыжий, как ржавчина, одноглазый. Он перетасовал лицо своему отцу, как новую колоду. Мое дыхание. Оно клокотало, как закипевшая вода. Еврей, который сел на лошадь, перестал быть евреем и стал русским. Ассортимент поднятых рук. Время идет, – сказал однажды Бенчик, и брат его Лёвка посторонился, чтобы дать времени дорогу. Не говори «нет», русский человек, когда жизнь шумит тебе «да». Вредный характер её мешал ей спать. Выразите вашу мысль, – сказал он. Любитель сбросить иногда все эти мысли с головы. Старик из Одессы может есть всякую похлёбку, из чего бы она ни была сварена, если только в неё положены лавровый лист, чеснок и перец. Она зарыдала басом. Начал, как всегда, с иносказаний, с притч, крадущихся издалека и к цели, не всем видимой. Я скажу, что не могу не видеть в тебе задней мысли и политического элемента. Каменные завитки кудрей выложены были на его лбу. Под завитками кривилось судорогой скуластое лицо. Если у русского человека попадается хороший характер, – заметила мадам Криворучка, – так это действительно роскошь… Рыбий ряд синих выпадающих его зубов затрещал. Никто из сыновей Буценко не страдал дурными русскими страстями, т. е. они не уходили в богоборцы, не вешались в станционных уборных, не женились на еврейках.